Роль лошади в истории человечества нашла отражение и в исторических хрониках, и в шедеврах художественной литературы. Имена знаменитых коней, начиная с крылатого Пегаса – символа поэтического вдохновения, вошли в мировую культуру.
Легендарный Буцефал для того, кто любит историю, неотделим от его великого всадника – Александра Македонского, и каждый читающий человек помнит, как звали коня Дон Кихота. Росинант – полноправный персонаж великого романа Сервантеса.
Новое имя – новая судьба
Среди множества смыслов, граней, аллюзий, которыми наполнен знаменитый роман, важнейшей является идея о силе человеческого разума, способного силой воображения изменить окружающий мир, создать новую реальность. Так же как Алонсо Кихано (или Кехадо, или Кесадо), зауряднейший человек, превращается в славного рыцаря, готового к великим подвигам, стоило ему обрести титул Дон Кихота, всё преображается вокруг, получив новое имя.
Медный бритвенный тазик становится золотым шлемом. Крестьянка Альдонса Лоренсо становится Дульсинеей Тобосской – прекраснейшей из женщин, во имя которой совершаются рыцарские подвиги. Хромая, тощая кляча превращается в мощного скакуна, несущего своего седока к славным подвигам. Своё гордое имя Росинант (имя коня Дон Кихота) она получает даже прежде, чем хитроумный идальго выбрал наименование себе.
Как содержать и ухаживать
Главное правило общения
Донская лошадь неприхотлива. Но из-за характера с ней порой приходится трудно.
Для представителей этой породы существует одно заветное правило – не уделять им много внимания. Иначе дончаки начинают «наглеть». И вести себя уже не ласково, а, скорее, наоборот.
Нюансы ухода
После каждой тренировки ноги лошади промывают под прохладной водой. Рекомендуется дополнительно смазывать их специальными охлаждающими и утепляющими кремами.
Копыта смазывают специальным лаком. И время от времени обрабатывают перекисью водорода. Так они не будет трескаться и причинять боль животному.
Раз в полгода донской лошади ставят новые подковы. Стоимость такой процедуры где-то 2000 рублей. Раз в два месяца проводят чистку копыт. Цена – 500 рублей. Желательно, чтобы это делал специалист.
Совет: перед каждой тренировкой или работой смачивать вату водой. И тщательно промывать ноздри животного. После этой процедуры вычищается нос. И лошадь лучше дышит.
Дополнительные требования
Важно поощрять лошадь или коня донской породы. Это достаточно ранимые животные
А в молодом возрасте еще и сложные в управлении.
Перед тренировкой питомцу каждый раз дают морковку или яблоко. Так он начнет понимать, что за хорошие аллюры ему положены вкусности. Способ используют для укрепления контроля. И надо сказать, что это работает.
Площадь денника для содержания лошадей донской породы должна составлять 12 квадратных метров на одну особь. Обязательно большое окно без выбитого стекла, кормушка с поилкой. При возможности в конюшнях также устанавливают «балконы» — выходы на улицу.
Зимой надо надевать на животное плотную денниковую попону. В плохую погоду – флисовую.
С конца октября до середины декабря обычно используют менее утепленные попоны, чем зимние. Если лошадь привыкнет стоять в деннике в зимней попоне при температуре от 5 до 15 градусов, то при морозе она просто замерзнет.
Четыре дня в размышлении
Дон Кихот был убежден: перемена, произошедшая в положении хозяина, требует изменения имени и его лошади. Оно должно соответствовать новому сану и новому, славному его поприщу: все должны запомнить, как звали коня Дон Кихота – доблестного рыцаря из Ламанчи. Поэтому он проводит несколько дней, напрягая воображение, вспоминая и размышляя, перебирая разные варианты, переделывая готовые слова и составляя одно из нескольких частей. В конце концов он остановился на звучном и благородном имени Росинант.
Мы не знаем, как звали лошадь Дон Кихота, до той поры, как она стала рыцарским конём, но для неё новое имя полностью изменило будущее. По всем канонам рыцарских романов, именно скакун определяет судьбу своему всаднику, выбирая дорогу. Имя коня Дон Кихота стало знаменитым, означая красивое и сильное животное, верное своему героическому хозяину, правда, чаще употребляется с ироническим или пародийным оттенком.
Внутрипородные линии и типы
Как и во всех других породах, в донской породе существуют свои внутрипородные типы и основные линии.
Верховой тип донских лошадей
Линия Боливара
Одна из самых ценных породных линий, относящихся к спортивному типу. Лошади крепкие, с хорошим костяком и правильным строением, идеально подходящие как для работы под седлом, так и для легкой упряжи. Весь молодняк этой линии получает хороший моцион, воспитывается в табунных условиях и отличается доброжелательностью и ориентированностью на человека.
Линия Пиона Челна
Линия Пиона и Челна принадлежит к восточному типу породу. Основатель линии, Пион, был рожден в 1906 году. Потомки Пиона составляют основной племенной костяк в Буденновском конном заводе. Челн был рожден в 1912 году. Его потомки также используются в конном заводе имени Буденного. Лошади данной линии отличаются крупным ростом, массивностью, костистостью, но часто обладают довольно мягкой спиной и недостаточной сухостью ног, что является минусом экстерьера. Лучшие потомки восходят к сыну Челна Корольку.
Линия Пиона. Золотисто-бурый Тибул
Восточно-карабахский тип донской лошади
Лошади этого типа отличаются более глубокой грудной клеткой, невысоким ростом, коренастостью, более округлыми формами и гармоничным телосложением. Шея лошадей восточного типа длинная, с красивым изгибом, хорошо выраженной холкой. Восточно-карабахский тип лошади сформировался из потомков прекрасной кобылы Агавы, а также выдающихся производителей Бордо и Барвинка.
Линия Забавника
К восточному типу относится также линия Забавника. Жеребец был рожден в Иссык-Кульском конном заводе в 1925 году и оставил после себя многочисленное потомство, отличающееся массивностью, коренастостью, длинными линиями шеи и спины. Лошади линии Забавника также относятся к восточному типу и часто используются в драйвинге.
Массивный тип породы
Массивный тип породы представлен линией Резвого. Жеребец был рожден в 1912 году и его использование в донской породе имело очень большой значение. Он обладал довольно сухим строением тела, был породным, с хорошими движениями и имел яркий тип донской лошади. Своим потомкам он передал не только крупный рост и массивность, но и хорошую мускулатуру, выносливость, правильный костяк. В линии Резвого почти не встречаются такие недостатки, как саблистость конечностей, торцовость, неправильный угол плечевого сустава, мягкая спина.
Линия Патрона
Бурый жеребец Патрон был рожден в 1907 году. Его потомки сыграли большую роль в становлении и распространении лошадей массивного типа. Лошади линии Патрона отличаются неприхотливостью к условиям содержания, работоспособностью, силой, однако из недостатков можно назвать излишне длинные линии туловища, мягкую спину и общую сырость строения тела. Однако эти недостатки не влияют на общую работоспособность дончаков. Потомки Патрона показывают хорошую резвость на ипподромной дорожке.
Значение имени Росинант
Не зря хитроумный идальго провел много времени в поисках нужного имени для своего скакуна — сложно забыть, как звали коня Дон Кихота. Его название звучно и многозначно, поясняя, прежде всего, как и хотел хозяин, значительность изменения его статуса: конь, бывший ранее обычной клячей, становится «самой лучшей из кляч».
Rocinante представляет собой каламбур из сочетания двух слов. Первое – Rocín – существует в нескольких романских языках, означая рабочую, беспородную лошадь или, в переносном смысле, грубого, неграмотного человека. Вторая часть – ante – может быть отдельным словом, означающим «перед тем как», «до», «ранее», так и суффиксом, определяющим обстоятельства, то есть в данном случае делающий что-то подобно Rosin-у. В соединении получается множество смыслов: «подобие лошади», «то, что раньше было лошадью», или «то, кем стала бывшая кляча», «кляча, которая впереди всех» и тому подобное.
Часть I
Посвящение
ГЕРЦОГУ БЕХАРСКОМУ, МАРКИЗУ ХИБРАЛЕОНСКОМУ, ГРАФУ БЕНАЛЬКАСАРСКОМУ И БАНЬЯРЕССКОМУ, ВИКОНТУ АЛЬКОСЕРСКОМУ, СЕНЬОРУ КАПИЛЬЯССКОМУ, КУРЬЕЛЬСКОМУ И БУРГИЛЬОССКОМУ
Ввиду того, что Вы, Ваша Светлость, принадлежа к числу вельмож, столь склонных поощрять изящные искусства, оказываете радушный и почетный прием всякого рода книгам, наипаче же таким, которые по своему благородству не унижаются до своекорыстного угождения черни, положил я выдать в свет Хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского под защитой достославного имени Вашей Светлости и ныне, с тою почтительностью, какую внушает мне Ваше величие, молю Вас принять его под милостивое свое покровительство, дабы, хотя и лишенный драгоценных украшений изящества и учености, обычно составляющих убранство произведений, выводящих из-под пера людей просвещенных, дерзнул он под сенью Вашей Светлости бесстрашно предстать на суд тех, кто, выходя за пределы собственного невежества, имеет обыкновение при разборе чужих трудов выносить не столько справедливый, сколько суровый приговор, – Вы же, Ваша Светлость, вперив очи мудрости своей в мои благие намерения, надеюсь, не отвергнете столь слабого изъявления нижайшей моей преданности.
Мигель де Сервантес Сааведра
Пролог
Досужий читатель! Ты и без клятвы можешь поверить, как хотелось бы мне, чтобы эта книга, плод моего разумения, являла собою верх красоты, изящества и глубокомыслия. Но отменить закон природы, согласно которому всякое живое существо порождает себе подобное, не в моей власти. А когда так, то что же иное мог породить бесплодный мой и неразвитый ум, если не повесть о костлявом, тощем, взбалмошном сыне, полном самых неожиданных мыслей, доселе никому не приходивших в голову, – словом, о таком, какого только и можно было породить в темнице, местопребывании всякого рода помех, обиталище одних лишь унылых звуков? Тихий уголок, покой, приветные долины, безоблачные небеса, журчащие ручьи, умиротворенный дух – вот что способно оплодотворить самую бесплодную музу и благодаря чему ее потомство, едва появившись на свет, преисполняет его восторгом и удивлением. Случается иной раз, что у кого-нибудь родится безобразный и нескладный сын, однако же любовь спешит наложить повязку на глаза отца, и он не только не замечает его недостатков, но, напротив того, в самых этих недостатках находит нечто остроумное и привлекательное и в разговоре с друзьями выдает их за образец сметливости и грации. Я же только считаюсь отцом Дон Кихота, – на самом деле я его отчим, и я не собираюсь идти проторенной дорогой и, как это делают иные, почти со слезами на глазах умолять тебя, дражайший читатель, простить моему детищу его недостатки или же посмотреть на них сквозь пальцы: ведь ты ему не родня и не друг, в твоем теле есть душа, воля у тебя столь же свободна, как у всякого многоопытного мужа, у себя дома ты так же властен распоряжаться, как король властен установить любой налог, и тебе должна быть известна поговорка: «Дай накроюсь моим плащом – тогда я расправлюсь и с королем». Все это избавляет тебя от необходимости льстить моему герою и освобождает от каких бы то ни было обязательств, – следственно, ты можешь говорить об этой истории все, что тебе вздумается, не боясь, что тебя осудят, если ты станешь хулить ее, или же наградят, если похвалишь.
Единственно, чего бы я желал, это чтобы она предстала пред тобой ничем не запятнанная и нагая, не украшенная ни прологом, ни бесчисленным множеством неизменных сонетов, эпиграмм и похвальных стихов, коими обыкновенно открывается у нас книга. Должен сознаться, что хотя я потратил на свою книгу немало труда, однако ж еще труднее было мне сочинить это самое предисловие, которое тебе предстоит прочесть. Много раз брался я за перо и много раз бросал, ибо не знал, о чем писать; но вот однажды, когда я, расстелив перед собой лист бумаги, заложив перо за ухо, облокотившись на письменный стол и подперев щеку ладонью, пребывал в нерешительности, ко мне зашел невзначай мой приятель, человек остроумный и здравомыслящий, и, видя, что я погружен в раздумье, осведомился о причине моей озабоченности, – я же, вовсе не намереваясь скрывать ее от моего друга, сказал, что обдумываю пролог к истории Дон Кихота, что у меня ничего не выходит и что из-за этого пролога у меня даже пропало желание выдать в свет книгу о подвигах столь благородного рыцаря.
– В самом деле, как же мне не бояться законодателя, издревле именуемого публикой, если после стольких лет, проведенных в тиши забвения, я, с тяжким грузом лет за плечами, ныне выношу на его суд сочинение сухое, как жердь, не блещущее выдумкой, не отличающееся ни красотами слога, ни игрою ума, не содержащее в себе никаких научных сведений и ничего назидательного, без выносок на полях и примечаний в конце, меж тем как другие авторы уснащают свои книги, хотя бы даже и светские, принадлежащие к повествовательному роду, изречениями Аристотеля, Платона и всего сонма философов, чем приводят в восторг читателей и благодаря чему эти самые авторы сходят за людей начитанных, образованных и красноречивых? Это еще что, – они вам и Священное Писание процитируют! Право, можно подумать, что читаешь кого-нибудь вроде святого Фомы или же другого учителя церкви. При этом они мастера по части соблюдения приличий: на одной странице изобразят вам беспутного повесу, а на другой преподнесут куцую проповедь в христианском духе, до того трогательную, что читать ее или слушать – одно наслаждение и удовольствие. Все это отсутствует в моей книге, ибо нечего мне выносить на поля и не к чему делать примечания; более того: не имея понятия, каким авторам я следовал в этой книге, я не могу предпослать ей по заведенному обычаю хотя бы список имен в алфавитном порядке – список, в котором непременно значились бы и Аристотель, и Ксенофонт, даже Зоил и Зевксид, несмотря на то, что один из них был просто ругатель, а другой художник. Не найдете вы в начале моей книги и сонетов – по крайней мере сонетов, принадлежащих перу герцогов, маркизов, графов, епископов, дам или же самых знаменитых поэтов. Впрочем, обратись я к двум-трем из моих чиновных друзей, они написали бы для меня сонеты, да еще такие, с которыми и рядом нельзя было бы поставить творения наиболее чтимых испанских поэтов.
Словом, друг и государь мой, – продолжал я, – пусть уж сеньор Дон Кихот останется погребенным в ламанчских архивах до тех пор, пока небо не пошлет ему кого-нибудь такого, кто украсит его всем, чего ему недостает. Ибо исправить свою книгу я не в состоянии, во-первых, потому, что я не довольно для этого образован и даровит, а во-вторых, потому, что врожденная лень и наклонность к безделью мешают мне устремиться на поиски авторов, которые, кстати сказать, не сообщат мне ничего такого, чего бы я не знал и без них. Вот откуда проистекают мое недоумение и моя растерянность, – все, что я вам рассказал, служит достаточным к тому основанием.
Выслушав меня, приятель мой хлопнул себя по лбу и, разразившись хохотом, сказал:
– Ей-богу, дружище, только сейчас уразумел я, как я в вас ошибался: ведь за время нашего длительного знакомства все поступки ваши убеждали меня в том, что я имею дело с человеком рассудительным и благоразумным. Но теперь я вижу, что мое представление о вас так же далеко от истины, как небо от земли. В самом деле, как могло случиться, что столь незначительные и легко устранимые препятствия смутили и озадачили ваш зрелый ум, привыкший с честью выходить из более затруднительных положений? Ручаюсь, что дело тут не в неумении, а в избытке лени и в вялости мысли. Хотите, я вам докажу, что я прав? В таком случае слушайте меня внимательно, и вы увидите, как я в мгновение ока смету с вашего пути все преграды и восполню все пробелы, которые якобы смущают вас и повергают в такое уныние, что вы уже не решаетесь выпустить на свет божий повесть о славном вашем Дон Кихоте, светоче и зерцале всего странствующего рыцарства.
– Ну так объясните же, – выслушав его, вскричал я, – каким образом надеетесь вы извлечь меня из пучины страха и озарить хаос моего смятения?
На это он мне ответил так:
– Прежде всего у вас вышла заминка с сонетами, эпиграммами и похвальными стихами, которые вам хотелось бы поместить в начале книги и которые должны быть написаны особами важными и титулованными, – это уладить легко. Возьмите на себя труд и сочините их сами, а затем, окрестив, дайте им любые имена: пусть их усыновит – ну хоть пресвитер Иоанн Индийский или же император Трапезундский, о которых, сколько мне известно, сохранилось предание, что это были отменные стихотворцы. Если же дело обстоит иначе и если иные педанты и бакалавры станут шипеть и жалить вас исподтишка, то не принимайте этого близко к сердцу: ведь если даже вас и уличат во лжи, то руку, которою вы будете это писать, вам все-таки не отрубят.
Что касается ссылок на полях – ссылок на авторов и на те произведения, откуда вы позаимствуете для своей книги сентенции и изречения, то вам стоит лишь привести к месту такие сентенции и латинские поговорки, которые вы знаете наизусть, или по крайней мере такие, которые вам не составит труда отыскать, – так, например, заговорив о свободе и рабстве, вставьте:
Non bene pro toto libertas venditur auro[1]
и тут же на полях отметьте, что это написал, положим, Гораций или кто-нибудь еще. Зайдет ли речь о всесильной смерти, спешите опереться на другую цитату:
Pallida mors aequo pulsat pede pauperum tabernas Regumque turres[2].
Зайдет ли речь о том, что господь заповедал хранить в сердце любовь и дружеское расположение к недругам нашим, – нимало не медля сошлитесь на Священное Писание, что́ доступно всякому мало-мальски сведущему человеку, и произнесите слова, сказанные не кем-либо, а самим господом богом: Ego autem dico vobis: diligite inimicos vestros
[3]. Если о дурных помыслах – снова обратитесь к Евангелию:
De corde exeunt cogitationes malae
[4]. Если о непостоянстве друзей – к вашим услугам Катон со своим двустишием:
Donec eris felix, multos numerabis amicos, Tempora si fuerint nubila, solus eris[5].
И так благодаря латинщине и прочему тому подобному вы прослывете по меньшей мере грамматиком, а в наше время звание это приносит немалую известность и немалый доход.
Что касается примечаний в конце книги, то вы смело можете сделать так: если в вашей повести упоминается какой-нибудь великан, назовите его Голиафом, – вам это ничего не будет стоить, а между тем у вас уже готово обширное примечание в таком роде: Великан Голиаф – филистимлянин, коего пастух Давид в Теревиндской долине поразил камнем из пращи, как о том повествуется в Книге Царств, в главе такой-то.
Затем, если вы хотите сойти за человека, отлично разбирающегося в светских науках, а равно и за космографа, постарайтесь упомянуть в своей книге реку Тахо, – вот вам еще одно великолепное примечание, а именно: Река Тахо названа так по имени одного из королей всех Испаний; берет начало там-то и, омывая стены славного города Лиссабона, впадает в Море-Океан; существует предположение, что на дне ее имеется золотой песок,
и так далее. Зайдет ли речь о ворах – я расскажу вам историю Кака, которую я знаю назубок; о падших ли женщинах – к вашим услугам епископ Мондоньедский: он предоставит в ваше распоряжение Ламию, Лаиду и Флору, ссылка же на него придаст вам немалый вес; о женщинах жестоких – Овидий преподнесет вам свою Медею; о волшебницах ли и колдуньях – у Гомера имеется для вас Калипсо, а у Вергилия – Цирцея; о храбрых ли полководцах – Юлий Цезарь в своих
Записках
предоставит в ваше распоряжение собственную свою персону, а Плутарх наградит вас тьмой Александров. Если речь зайдет о любви – зная два-три слова по-тоскански, вы без труда сговоритесь со Львом Иудеем, а уж от него с пустыми руками вы не уйдете. Если же вам не захочется скитаться по чужим странам, то у себя дома вы найдете трактат Фонсеки
О любви к богу,
который и вас, и даже более искушенных в этой области читателей удовлетворит вполне. Итак, вам остается лишь упомянуть все эти имена и сослаться на те произведения, которые я вам назвал, примечания же и выноски поручите мне: клянусь, что поля вашей повести будут испещрены выносками, а примечания в конце книги займут несколько листов.
Теперь перейдем к списку авторов, который во всех других книгах имеется и которого недостает вашей. Это беда поправимая: постарайтесь только отыскать книгу, к коей был бы приложен наиболее полный список, составленный, как вы говорите, в алфавитном порядке, и вот этот алфавитный указатель вставьте-ка в свою книгу. И если даже и выйдет наружу обман, ибо вряд ли вы в самом деле что-нибудь у этих авторов позаимствуете, то не придавайте этому значения: кто знает, может быть, и найдутся такие простаки, которые поверят, что вы и точно прибегали к этим авторам в своей простой и бесхитростной книге. Следственно, в крайнем случае, этот длиннейший список будет вам хоть тем полезен, что совершенно для вас неожиданно придаст книге вашей известную внушительность. К тому же вряд ли кто станет проверять, следовали вы кому-либо из этих авторов или не следовали, ибо никому от этого ни тепло ни холодно. Тем более что, сколько я понимаю, книга ваша не нуждается ни в одном из тех украшений, которых, как вам кажется, ей недостает, ибо вся она есть сплошное обличение рыцарских романов, а о них и не помышлял Аристотель, ничего не говорил Василий Великий и не имел ни малейшего представления Цицерон. Побасенки ее ничего общего не имеют ни с поисками непреложной истины, ни с наблюдениями астрологов; ей незачем прибегать ни к геометрическим измерениям, ни к способу опровержения доказательств, коим пользуется риторика; она ничего решительно не проповедует и не смешивает божеского с человеческим, какового смешения надлежит остерегаться всякому разумному христианину. Ваше дело подражать природе, ибо чем искуснее автор ей подражает, тем ближе к совершенству его писания. И коль скоро единственная цель вашего сочинения – свергнуть власть рыцарских романов и свести на нет широкое распространение, какое получили они в высшем обществе и у простонародья, то и незачем вам выпрашивать у философов изречений, у Священного Писания – поучений, у поэтов – сказок, у риторов – речей, у святых – чудес; лучше позаботьтесь о том, чтобы все слова ваши были понятны, пристойны и правильно расположены, чтобы каждое предложение и каждый ваш период, затейливый и полнозвучный, с наивозможною и доступною вам простотою и живостью передавали то, что вы хотите сказать; выражайтесь яснее, не запутывая и не затемняя смысла. Позаботьтесь также о том, чтобы, читая вашу повесть, меланхолик рассмеялся, весельчак стал еще веселее, простак не соскучился, разумный пришел в восторг от вашей выдумки, степенный не осудил ее, мудрый не мог не воздать ей хвалу. Одним словом, неустанно стремитесь к тому, чтобы разрушить шаткое сооружение рыцарских романов, ибо хотя у многих они вызывают отвращение, но сколькие еще превозносят их! И если вы своего добьетесь, то знайте, что вами сделано немало.
С великим вниманием слушал я моего приятеля, и его слова так ярко запечатлелись в моей памяти, что, не вступая ни в какие пререкания, я тут же с ним согласился и из этих его рассуждений решился составить пролог, ты же, благосклонный читатель, можешь теперь судить об уме моего друга, поймешь, какая это была для меня удача – в трудную минуту найти такого советчика, и почувствуешь облегчение при мысли о том, что история славного Дон Кихота Ламанчского дойдет до тебя без всяких обиняков, во всей своей непосредственности, а ведь вся Монтьельская округа говорит в один голос, что это был целомудреннейший из любовников и храбрейший из рыцарей, какие когда-либо в том краю появлялись. Однако ж, знакомя тебя с таким благородным и таким достойным рыцарем, я не собираюсь преувеличивать ценность своей услуги; я хочу одного – чтобы ты был признателен мне за знакомство с его славным оруженосцем Санчо Пансою, ибо, по моему мнению, я воплотил в нем все лучшие качества оруженосца, тогда как в ворохе бессодержательных рыцарских романов мелькают лишь разрозненные его черты. Засим молю бога, чтобы он и тебе послал здоровья и меня не оставил. Vale[6].
Двойник Дон Кихота
Любому, кто впервые прочитает роман Сервантеса, бросается в глаза сходство коня и его всадника. Это подтверждают многие из литературоведов, посвятивших целые тома изучению этой книги. Несомненно внешнее сходство: и рыцарю, и его скакуну присуща бестелесность, отрицающая вульгарную материальность и принадлежность к высшему, духовному миру. Похожи и испытания, посланные судьбой: Росинант подвергается насмешкам не меньшим, чем его доблестный хозяин, а побои, нанесенные ему, так же болезненны и ощутимы.
Есть и ещё одно качество, общее для двух персонажей, имеющее возвышенный смысл. И Дон Кихот, и Росинант в своей новой жизни проявляют способности, недоступные в прошлом. Лошаденка, из которой из-за худобы кости торчали во все стороны, став в воображаемом мире рыцарским скакуном, становится способной на поступки, может быть, превышающие её возможности. Несмотря на неуклюжее падение в начале романа, это верный и выносливый конь Дон Кихота, звали которого Росинант – «опередивший всех остальных, первая кляча в мире».
История донской лошади
Донская порода лошадей была выведена в степях, расположенных вдоль величественного Дона.
Климат, кормовая база и казачий быт сформировали уникальную и интересную породу, выносливую, резвую, отважную и неприхотливую к условиям содержания и кормления.
В основу породы легли местные аборигенные лошади, которых казаки отвоевывали в своих походах и разводили в табунах, а также трофейные лошади восточных кровей ахалтекинские, арабские, карабахские, персидские. Уже в конных заводах дончаков облегчали и улучшали чистокровной верховой породой, орловскими рысаками и русской верховой породой. Первый тип донской лошади отличался сухостью, некрупным ростом, выносливостью и резвостью.
Первое упоминание о силе дончаков относится к концу семнадцатого века, свои настоящую славу они сыскали лишь в начале века девятнадцатого, после многочисленных походов армии Суворова.
Российская конница казалась непобедимой на золотистых, сильных, смелых лошадях, способных к многодневным переходам. Увидев потенциал дончаков, заводчики всерьез занялись селекционной работой, методическим отбором и усовершенствованием породы. Так создавались первые конные заводы, где условия содержания были значительно лучше, чем табунные. В результате была получена донская лошадь более крупного типа, с эффектным экстерьером, крепким костяком, а селекционный отбор по масти позволил закрепить за породой нарядную золотисто-рыжую масть.
Донские лошади поставлялись для кавалерии и экспортировались за границу. Это нанесло большой ущерб заводскому поголовью, поскольку заводчики не могли контролировать работоспособность лошадей, а также их экстерьер и тип. Лишь с 1920 года ввелся контроль над поголовьем для нужд армии и хозяйства и для племенного ядра заводов. Силами командования Первой Конной Армии удалось собрать лучших представителей породы и уже с начала тридцатых годов начинается рост популяции золотых красавцев. Значительный урон породе был нанесет в годы Великой Отечественной Войны. Потребовались годы, чтобы восстановить племенной состав лошадей, вернуть утраченный тип, экстерьер и ввести контроль за рабочими качествами.
Сегодня лошади донской породы хорошо зарекомендовали себя как улучшители местных пород, как универсальная лошадь для прогулок и спорта, однако численность поголовья сравнительно небольшая.
Имя нарицательное
Значение романа о приключениях рыцаря из Ламанчи подтверждено его всемирной славой и суммарным количеством тиражей по всему миру. Не нужно объяснять, что такое «донкихотство», «битва с ветряными мельницами» или «рыцарь Печального образа». Образы Дон Кихота, Санчо Панса, Дульсинеи воплощены во множестве фильмов и театральных постановок в драматических и музыкальных театрах.
Во всем мире не нужно напоминать, как звали коня Дон Кихота. Ироническую кличку Росинант неизменно получает любая изможденная или чрезвычайно худая лошадь. Но это слово, согласно Дон Кихоту, действительно, красивое и звучное, ценится профессионалами нейминга и без иронического подтекста, просто как знаменитая лошадиная кличка. Немало центров иппотерапии или конноспортивных школ носят имя верного спутника Дон Кихота.
Экстерьер донской лошади
Донская порода лошадей отличается довольно крупным ростом (холка 160 170 см), глубокой и широкой грудной клеткой, хорошим костяком. Широкотелость дончака уникальная особенность, присущая некоторым степным породам и связанная с климатическими особенностями региона проживания. Дончаки хорошо усваивают даже грубые корма и создают жировые запасы на случай летней засухи или суровых снежных зим. Другой плюс широкотелости универсальное использование лошади. Донская порода лошадей одинаково хорошо используется под седлом и в легкой упряжи.
- Голова у дончака средняя, профиль прямой или вогнутый, лоб широкий.
- Шея хорошо обмускулена и чаще всего средней длины, может иметь «лебединый изгиб», а также быть короткой, с низким выходом.
- Холка низкая.
- Спина у дончаков прямая, с хорошим рельефом мускулов, широкая, с широкой же поясницей.
- Ноги крепкие, с хорошим ровным копытом.
Селекционеры уделяют особое внимание передним ногам дончаков, так как почти у трети поголовья встречается запавшее запястье и недостаточный угол постановки лопатки, что снижает производительность движений. Также недостатком экстерьера является торцовость бабок и саблистость задних конечностей. Большинство дончаков имеет сухую конституцию и обладает энергичным темпераментом при спокойном и рассудительном характере.
Масть преимущественно рыжая всех оттенков с золотистым отливом. Реже встречаются гнедые и вороные дончаки. Небольшая отметистость также встречается в породе.
